Модные расцветки 1830-х годов. Журналы и пушкинские герои, часть 1 - Мода - Каталог статей - macrame-clothes. Одежда в технике макраме.

1830-е годы были очень ярким временем, причем в самом прямом смысле: платья, модные аксессуары, интерьеры - все было расцвечено великим разнообразием оттенков. Сейчас нам сложно даже представить, насколько богата была тогда цветовая гамма: в наше время даже специалисты порой не могут дать определение тому или иному оттенку или найти его точный аналог. Тогда же все многоцветие находило словесное выражение и малейший цветовой нюанс, упомянутый в журнальной статье, был понятен любой моднице. И конечно, ни один оттенок не мог быть заменен на другой, «близкий по цвету»: все они были единственными в своем роде.
В этой статье мы попробуем проследить за «модными» цветами 1830-х годов, богато представленными на страницах одного московского журнала - «Молвы». Как гласило полное название, это был «журнал мод и новостей, издаваемый при Телескопе». Он начал выходить в 1831 году и прекратил существование в 1836-м. Тем интереснее проследить за «жизненным циклом» цветов на таком кратком и ограниченном временном отрезке.
Рассказы о модных новинках, публикуемые в конце выпусков «Молвы», тогда честно именовались «Парижскими модами», поскольку по большей части основывались на известиях модных журналов, выписываемых из Франции. Таким образом, из Франции приходили и очень многие слова «модного» лексикона, а вместе с ними - и цветообозначения.

Барышня-крестьянка

Забавно, что если по каким-то причинам из Парижа не было известий, смотрители модных новостей сокрушенно восклицали: «Черная неделя моды!» (Молва 1832: 100). Конечно, это метафора, но она имеет свой «цветовой» смысл. Чистый черный цвет тогда воспринимался не иначе как траурный.
Большое внимание к цветовой гамме объясняется тем, что цвет в моде первой половины XIX века значил ровно столько же, сколько и фасон. «Вкус женщины выражается в том, как приколото ее перо, какого цвета ее платье или как оно сшито», - объясняет «Молва» (Молва 1834: 14). В сущности, цвет должен был аккомпанировать фасону. К тому же определенные цвета были «принадлежностью» тех или иных деталей туалета. Скажем, рединготы или мантильи в определенный сезон носились только двух-трех цветов, и не иначе. То же касалось ботинок, перчаток, шляпок. Встречались такие, например, строгие указания: «Ботинки должны быть палевого цвета» (Молва 1831: 126); «Cache-nez1 бывают пунцовые, оранжевые и зеленые» (Молва 1833: 59). И конечно же, из всех этих деталей в результате составлялась композиция - наряд, выстроенный по принципу сочетания цветов.
В начале 1830-х годов журнал «Молва» формулирует на своих страницах основной принцип современной моды: от жестких предписаний прошлых лет ее отличает бóльшая свобода. «Никогда еще мода не была так либеральна, как нынче; очевидно, что она шла за успехами века, освобождаясь и сама от тех смешных уставов, которые некогда предписывала нашим бабушкам. Тогда был только один вид, цвет, покрой - шаг за черту и не было спасения» (Молва 1832: 291). Теперь же, уверяют обозреватели мод, выбор велик и каждая дама может подобрать и цвет, и фасон, наилучшим образом подчеркивающие ее достоинства.
Как пишет Раиса Кирсанова, в интересующий нас период, то есть «с середины XVIII в. до 1840-х гг. все светлые тона, особенно для нарядных платьев, были очень популярны, и с каждым из них - голубым, розовым или желтым - были связаны разнообразные оттенки» (Кирсанова 1995: 192). Страницы «Молвы» подтверждают: это было очень многоцветное время. Расцветки по-настоящему праздничны - «нарядные цвета», как писали тогда (Молва 1833: 4). Даже из декоративных интерьерных вещей «преимущественно в моде те, кои делаются из разноцветных, смешанных каменьев» (Молва 1831. № 11: 15).
Основные тона, остававшиеся востребованными на протяжении всех шести лет существования «Молвы», - это белый, голубой, розовый, зеленый, желтый, лиловый, коричневый. Но, пожалуй, самое увлекательное - следить за изменяющимися оттенками основных цветов.

Станционный смотритель

Один из любимейших оттенков голубого цвета - небесно-голубой. Что между тем не мешает различать рядом и голубой, и бледно-голубой, и экзотический bleu Haïti, и lapis (ляпис-лазурь), и «цвет синих фиалок». Заметим, что многие названия цветов в то время употреблялись еще по принципу, сформулированному Пушкиным: «Шишков, прости: не знаю, как перевести». Обозреватели моды этих лет очень непоследовательны: один и тот же цвет называется то по-французски, то по-русски. Причем, в русских цветообозначениях еще нет выработанного принципа переложения с иностранного языка: используется или перевод, или транслитерация французского слова. Но даже когда русский эквивалент найден, ничто не мешает автору тут же вернуться к французскому варианту.
Очень многообразны оттенки зеленого цвета, которые на страницах «Молвы» так и называются: «зеленый разных теней» (Молва 1831: 95). Невольно изумляешься: как они все различались. Рядом с зеленым, светло-зеленым и темно-зеленым (или le vert très-foncé) существуют «колибри», «цвет капусты» (или vert-choux), «английской зелени», «миртовый», «изумрудный зеленый», vert-pomme (по-русски его предпочитали передавать транслитерацией: «вер-де-пом» или даже «вердепомовый», хотя следовало бы, наверное, перевести: «яблочный» или «цвет зеленого яблока»), vert-perroquet (то есть «попугайный зеленый» или «цвет зеленого попугая»), «цвет зелени молодых древесных побегов» (или vert-bourgeon), «цвет осины», а также «зелено-водяной цвет», «цвет зеленого жука» и vert dragon.
По поводу последнего оттенка существуют разночтения. В книге, посвященной цветообозначениям в русском языке, этот оттенок назван «вердрагоновым» (в XIX веке такое название было в ходу наравне с vert dragon, но в «Молве» встречается только французский вариант). Авторы книги полагают, что название можно перевести как «зеленый драгунский» (от фр. dragon - драгун), то есть «цвет драгунской формы», но не исключают возможности происхождения названия от фр. dragon - дракон (Василевич 2008: 178). Что же это был за оттенок: драгунской формы или некий неопределимый «драконий зеленый»? Конечно, сейчас уже не скажешь наверняка. Как справедливо замечает Р. Кирсанова, «восприятие цвета является сложным психофизическим процессом и зависит от многих субъективных факторов» (Кирсанова 1995: 158). Это так даже для современников и «носителей» цветовой информации. Что уж говорить об их потомках - даже в тех случаях, когда сохранилось более или менее подробное описание оттенка.

Пиковая дама

Так, в «Московском телеграфе» за 1827 год (№ 18: 119) встречается описание цвета, который спустя несколько лет «Молва» назовет «цветом английской зелени»: «Зелено-серым цветом в некоторых магазинах называют тот же оттенок, который в других называют зеленым Английским» (цит. по: Кирсанова 1995: 64).
Определения некоторых тонов можно найти в литературе, посвященной истории цветообозначений, например в книге «Цвет и названия цвета в русском языке». Мы узнаем, что попугайный цвет - яркозеленый (Василевич 2008: 171); капустный - светло-зеленый (там же: 175); миртовый - темно-зеленый (там же: 176). Но много ли сообщают нам эти описания для понимания точного оттенка цвета?
Другим популярным цветом 1830-х годов был розовый. У него не было такого разнообразия поименованных «теней», как у зеленого; но розовый тем не менее тоже был разным, и различие тонов имело принципиальное значение. Например, «Молва» за 1831 год описывает шляпку, которая «отличалась перед всеми прочими своим превосходством». В чем же состояла ее прелесть? В оттенке розового цвета, который назван «совсем новым» и к тому же гармонирует с пером «розового живогоцвета» (Молва 1831: 20, 15; курсив мой. - В.В.). Как понимали такие различия тонов читательницы журнала, остается загадкой: никаких более подробных определений в журнале не дано. Но из описания корреспондента очевидно, что к подобным цветовым тонкостям относились вполне серьезно.
Существовало несколько очень распространенных тонов, более насыщенных и темных, чем розовый: темно-розовый, малиновый, пунцовый, гранатовый, «цвет алой вишни». Например, в 1831 году «предпочтением пользуются азиатские газы гранатового цвета» (там же: 143), и на балах все появляются в «весьма коротких шарфах», сделанных из этого материала. А весной 1832 года «цвет алой вишни с каждым днем умножается на маленьких шляпках» (Молва 1832: 188). К осени, пишут обозреватели моды, «на шляпках видно уже изменение яркого цвета алой вишни, который, с примесью белого, кажется светло-розовым» (там же: 324). Очень интересная оценка изменения тона: не просто один цвет заменяется другим, но темный оттенок был разбавлен белым, что дало в результате легкий, светлый цвет. Превращение происходит практически у нас на глазах.

Пиковая дама

Возвращаясь к определению оттенков, можно ли с уверенностью сказать, что цвет, названный на страницах «Молвы» «цветом алой вишни», совпадал с «цветом вишни» или вишневым? Случайно ли здесь дополнение «алой»? Вполне вероятно, что этот оттенок, модный в 1832 году, отличался от известного нам сейчас вишневого. Раиса Кирсанова приводит в своей книге очень показательный пример с другим цветом, называвшимся éminence, то есть в переводе с фр. - «возвышенный». В 1828 году «Московский телеграф» истолковывал его как фиолетовый. В 1829-м он описывается как красно-пурпурный. И, наконец, вскоре тот же «Московский телеграф» (1829, № 2) пишет «Какой цвет éminence? Спор не окончен: иные думают, что фиолетовый» (Кирсанова 1995: 158).
Что же касается вишневого цвета, в начале XIX века он еще не получил устоявшегося обозначения и назывался очень по-разному. Первым в цветообозначении было, конечно, французское слово cerise - вишня, черешня. Именно «цветом cerise» вишневый нередко называется на страницах «Молвы». Затем возникли русские варианты: образованное от французского слово «серизовый», транслитерированное, а не переведенное, и, наконец, попытка описать цвет по-русски словосочетанием «цвет вишни». Хотя, как замечает исследователь истории цветов Наталья Бахилина, русское цветообозначение «вишневый» «появляется сравнительно рано, по крайней мере с конца XIV в.» в древнерусских деловых памятниках (Бахилина 1975: 247).
Не менее разнообразны названия тонов лиловой гаммы, то есть цвета, получаемые от смешения красного с синим. Pensée - цвет, весьма популярный в 1830-х годах. Заманчиво перевести его на русский романтично: «цвет раздумий» (от фр. pensée - мысль, дума, размышление). Но на самом деле словом pensée по-французски называются анютины глазки. Этот цветок когда-то получил такое имя по метафорической связи с размышлениями, думами, воспоминаниями, с напоминанием о смерти. «Молва» характеризует цвет pensée как лиловый. Латинское же название анютиных глазок - Viola tricolor - роднит «цвет анютиных глазок» с фиолетовым, который иногда еще назывался виолетовым. На страницах журнала встречается и одно и другое название.